– Как не можешь? Куда же он девался? – спросил Ла Моль.
– Может быть, ты его продал...
– Зачем? У меня осталось еще шесть экю.
– Ну, надень мой.
– Вот так так! Желтый плащ и зеленый камзол! Я буду похож на попугая.
– Честное слово, на тебя трудно угодить! Делай как знаешь.
Но в ту самую минуту, когда Ла Моль, перевернув все вверх дном, начал сыпать проклятиями по адресу воров, проникающих даже в Лувр, вошел паж герцога Алансонского с драгоценным и вожделенным плащом в руках.
– Ага! Вот он! Наконец-то! – воскликнул Ла Моль.
– Это ваш плащ, сударь? – спросил паж. – Да?.. Его высочество герцог посылал взять его у вас, чтобы убедиться, каков оттенок вашего плаща, по поводу которого он держал пари.
– Мне он был нужен только потому, что я собираюсь уходить, но если его высочеству угодно оставить его у себя еще на некоторое время...
– Нет, граф, все уже ясно.
Паж вышел; Ла Моль застегнул плащ.
– Ну как? Что ты решил? – спросил Ла Моль.
– Понятия не имею.
– А я тебя застану здесь вечером?
– Что я могу тебе ответить?
– Так ты не знаешь, что будешь делать через два часа?
– Я прекрасно знаю, что буду делать я, но не знаю, что мне прикажут делать.
– Герцогиня Неверская?
– Нет, герцог Алансонский.
– В самом деле, – сказал Ла Моль, – я заметил, что с некоторого времени он стал к тебе чрезвычайно благосклонен.
– Чрезвычайно, – подтвердил Коконнас.
– В таком случае, твое будущее обеспечено, – со смехом сказал Ла Моль.
– Фу! Младший сын! – воскликнул Коконнас.
– У него столь страстное желание сделаться старшим, что небо, может быть, и совершит для него чудо, – возразил Ла Моль. – Итак, ты не знаешь, где будешь вечером?».
– Нет.
– Тогда иди к черту... или, лучше сказать, ну тебя к Богу!
«Этот Ла Моль – ужасный человек, – сам с собой рассуждал Коконнас, – вечно он требует, чтобы ты сказал, где будешь вечером! Разве можно это знать заранее? А впрочем, похоже на то, что мне хочется спать».
И Коконнас опять улегся в постель. А Ла Моль полетел к покоям королевы. В уже знакомом нам коридоре он встретил герцога Алансонского.
– А-а! Это вы, господин де Ла Моль? – спросил герцог.
– Да, ваше высочество, – почтительно кланяясь, отвечал Ла Моль.
– Вы уходите из Лувра?
– Нет, ваше высочество, я иду засвидетельствовать мое почтение ее величеству королеве Наваррской.
– А в котором часу вы уйдете от нее, господин де Ла Моль?
– Вам угодно что-нибудь мне приказать, ваше высочество?
– Нет, не сейчас. Мне надо будет поговорить с вами вечером.
– В котором часу?
– Приблизительно между девятью и десятью.
– Буду иметь честь явиться в этот час к вашему высочеству.
– Хорошо, я полагаюсь на вас.
Ла Моль раскланялся и пошел своей дорогой.
«Иногда этот герцог вдруг бледнеет, как мертвец... Странно!..» – подумал он.
Он постучал в дверь к королеве; Жийона, словно поджидавшая его прихода, провела его к Маргарите.
Маргарита сидела за какой-то работой, видимо, очень утомительной; перед ней лежала бумага, пестревшая поправками, и том Исократа. Она сделала Ла Молю знак не мешать ей дописать раздел; довольно быстро его закончив, она отбросила перо и предложила молодому человеку сесть рядом с нею.
Ла Моль сиял. Никогда еще не был он таким красивым, никогда не был таким веселым.
– Греческая! – бросив взгляд на книгу, воскликнул он – Торжественная речь Исократа! Зачем она вам понадобилась?.. Ага! вижу на бумаге латинское заглавие: «Ad Sarmatiae legates reginae Margaritae concio!». Так вы собираетесь держать перед этими варварами торжественную речь на латыни?
– Ничего не поделаешь: ведь они не знают французского, – ответила Маргарита.
– Но как вы можете готовить ответную речь, не зная, что скажут они?
– Женщина более кокетливая, чем я, ввела бы вас в заблуждение и сказала бы, что она импровизирует, но вас, мой Гиацинт, я обмануть не способна: мне заранее сообщили их речь, и я на нее отвечаю.
– А разве польские послы приедут так скоро?
– Они не приедут, они уже приехали утром.
– И об этом никто не знает?
– Они приехали инкогнито. Их торжественный въезд в Париж перенесен, кажется, на послезавтра. Во всяком случае, то, что я сделала сегодня вечером, – сделала в духе Цицерона, – вы услышите, – продолжала Маргарита с легким оттенком педантического удовлетворения. – Но оставим эти пустяки. Поговорим лучше о том, что было с вами.
– Со мной?
– Да, с вами.
– А что со мной было?
– Вы напрасно храбритесь, я вижу что вы слегка побледнели.
– Вероятно, я слишком много спал, и в этой вине я чистосердечно раскаиваюсь.
– Полно, полно! Не прикидывайтесь, я все знаю.
– Будьте добры, жемчужина моя, объяснить мне, в чем дело, потому что я ничего не знаю.
– Скажите откровенно: о чем вас расспрашивала королева-мать?
– Королева-мать? Меня?! Разве она собиралась говорить со мной?
– Как?! Разве вы с ней не виделись?
– Нет.
– Ас королем Карлом?
– Нет.
– Ас королем Наваррским?
– Нет.
– Но с герцогом Алансонским-то вы виделись?
– Да, сию минуту я встретился с ним в коридоре.
– И что он вам сказал?
– Что ему нужно отдать мне какие-то распоряжения между девятью и десятью часами вечера.
– И это все?
– Все.
– Странно!
– Что же тут странного, скажите мне наконец!
– Странно то, что вы не слыхали никаких разговоров.
– Да что случилось?
– А случилось то, несчастный, что сегодня вы весь день висели над пропастью.
– Я?
– Да, вы!
– Но почему же?
– Слушайте. Вчера ночью де Муи застали в покоях короля Наваррского – его хотели арестовать; де Муи убил трех человек и убежал; его не узнали, но обратили внимание на пресловутый вишневый плащ.