А между тем она была уверена, что видела, как мальчик подходил к зеркалу. Значит, он подходил, чтобы взять, а не положить записку. Рок посылал ее противникам силы, равные ее силам. Мальчик превращался в мужчину с той минуты, как он вступал в борьбу с нею.
Она все перевернула, пересмотрела, перерыла – ничего!..
– Ах, дрянь ты этакая!.. – воскликнула она. – Я не желала ему зла, но, раз он взял записку, он сам решил свою участь! Эй! Господин де Нансе! Эй!
Звонкий голос королевы-матери пролетел через гостиную и донесся до передней, где, как мы уже сказали, пребывал командир охраны.
Де Нансе вбежал в комнату.
– Я здесь, ваше величество! – сказал он. – Что вам угодно?
– Вы были в передней?
– Да, ваше величество.
– Вы видели выходившего отсюда юношу, мальчика?
– Видел сию минуту.
– Он, наверно, недалеко ушел?
– Самое большое – до середины лестницы.
– Позовите его.
– Как его зовут?
– Ортон. Если он не захочет вернуться, приведите его силой. Только не пугайте его, если он не будет сопротивляться. Мне надо поговорить с ним сию же минуту.
Командир выбежал из комнаты.
Как он и предполагал, Ортон едва успел дойти до середины лестницы, ибо спускался он нарочито медленно, в надежде встретить на лестнице или увидеть где-нибудь в коридорах короля Наваррского или г-жу де Сов.
Услышав, что его зовут, он вздрогнул.
Он сделал было движение, чтобы бежать, но, будучи умен не по летам, он понял, что если побежит, то все Погубит.
Он остановился.
– Кто меня зовет?
– Я, господин де Нансе, – ответил командир охраны, сбегая вниз по лестнице.
– Я очень спешу, – сказал Ортон.
– Я от ее величества королевы-матери, – возразил де Нансе, подходя к Ортону.
Мальчик вытер пот, струившийся по лбу, и снова поднялся наверх.
Командир следовал за ним.
Сначала у Екатерины возник план арестовать юношу, обыскать его и завладеть запиской, которую он принес; с этой целью она решила обвинить его в краже и уже взяла с туалетного столика алмазную застежку, чтобы похищение ее вменить в вину мальчику. Но она подумала, что это опасный способ: он возбудит подозрения у юноша, юноша предупредит своего господина, тот будет настороже, а будучи настороже, не попадется.
Конечно, она могла отправить юношу в одиночку, но, как ни соблюдай при этом тайну, слух об аресте все-таки распространится по Лувру, и одного слова об аресте будет достаточно, чтобы остеречь Генриха.
Однако эта записка была необходима Екатерине: записка де Муи к королю Наваррскому, записка, отправленная с такими предосторожностями, наверное, заключала в себе целый заговор.
Екатерина положила застежку на место.
«Нет, нет, – рассуждала она сама с собой, – выдумка с застежкой достойна сбира, она никуда не годится. Но из-за какой-то записки... которая, может быть, того и не стоит... – нахмурив брови, продолжала она так тихо, что еле слышала звук своего голоса. – Честное слово, вина не моя – он сам виноват. Почему этот маленький разбойник не положил записку, куда ему было приказано? А мне записка необходима!
В эту минуту вошел Ортон.
Несомненно, выражение лица Екатерины было, страшно, потому что молодой человек побледнел и остановился на пороге. Он был слишком молод и еще не научился владеть собой в совершенстве.
– Ваше величество, – сказал он, – вы оказали мне честь позвать меня. Чем могу служить?
Лицо Екатерины прояснилось, точно его озарил солнечный луч.
– Я приказала позвать тебя, дитя мое, потому что мне нравится твое лицо, я обещала заняться твоей судьбой и хочу сдержать свое обещание, не откладывая в долгий ящик. Нас, королев, обвиняют в забывчивости. Но тому виной не наше сердце, а наш ум, занятый важными делами. И вот я вспомнила, что судьбы человеческие в руках королей, и позвала тебя. Пойдем, мой мальчик, ступай за мной.
Де Нансе, принявший все за чистую монету, с величайшим изумлением наблюдал за этой ласковостью Екатерины.
– Ты умеешь ездить верхом, малыш? – спросила Екатерина.
– Да, ваше величество.
– Тогда пойдем ко мне в кабинет. Я дам тебе письмо, и ты отвезешь его в Сен-Жермен.
– Я в распоряжении вашего величества.
– Нансе, велите оседлать ему коня. Де Нансе удалился.
– Пойдем, дитя мое, – сказала Екатерина. Она вышла первой. Ортон последовал за ней. Королева-мать спустилась этажом ниже и свернула в коридор, где находились покои короля и покои герцога Алансонского, дошла до витой лестницы, еще раз спустилась этажом ниже, отперла дверь в галерею, ключ от которой был только у короля и у нее, впустила Ортона, вошла вслед за ним и затворила за собой дверь. Галерея, как некое укрепление, окружала часть покоев короля и королевы-матери. Подобно галерее в крепости Святого Ангела в Риме и галерее в палаццо Питти во Флоренции, она служила запасным убежищем.
Когда дверь закрылась, Екатерина вместе с молодым человеком оказались запертыми в темном коридоре. Они прошли шагов двадцать – Екатерина шла впереди, Ортон следовал за нею.
Вдруг Екатерина повернулась, и мальчик увидел то мрачное выражение ее лица, какое видел десять минут назад. Ее круглые, как у пантеры или кошки, глаза, казалось, испускают в темноту пламя.
– Стой! – приказала она.
Ортон почувствовал, что по спине у него забегали мурашки: смертельный холод, как ледяной покров, спускался с каменного свода; пол казался мрачным, как крышка гроба; острый взгляд Екатерины, если можно так выразиться, вонзался в грудь молодого человека.
Он отступил и, весь дрожа, прислонился к стене.
– Где записка, которую тебе поручили передать королю Наваррскому?