– Генрих, мы разоблачены!
– Каким образом?
– Де Муи арестован.
– Я знаю.
– И де Муи все рассказал королю.
– Что же он сказал?
– Что я желал занять наваррский престол и что с этой целью вступил в заговор.
– Ах, бедняга! – сказал Генрих. – Вот вы и скомпрометированы, мой бедный брат. Почему же вы до сих пор не арестованы?
– Я и сам не знаю. Король издевался надо мной, притворяясь, что дарует мне наваррский престол. Он, разумеется, рассчитывал вырвать у меня признание из глубины души, но я ничего не выдал.
– И хорошо сделали. Черт возьми! – сказал Беарнец. – Будем держаться стойко – от этого зависит наша с вами жизнь.
– Да, положение затруднительное, – ответил Франсуа, – потому-то, брат мой, я и пришел просить у вас совета: как вы думаете – бежать мне или оставаться?
– Ведь вы же видели короля, коль скоро он с вами говорил?
– Конечно!
– Так вы должны были прочесть его мысли. Руководствуйтесь своим чутьем.
– Я предпочел бы остаться здесь.
Как ни владел собой Генрих, на лице его мелькнуло радостное выражение, и, сколь неуловимым оно ни было, Франсуа подметил его на лету.
– Так оставайтесь! – сказал Генрих'.
– А вы?
– Я-то, разумеется, останусь! Мне вовсе незачем ехать, коль скоро вы остаетесь здесь, – возразил Генрих. – Я ведь хотел уехать вместе с вами только из дружеских чувств, чтобы не расставаться с любимым братом.
– Конец всем нашим планам, – сказал герцог Алансонский, – вы отступаете без боя при первом налете злого рока.
– Я не вижу злого рока в том, что останусь здесь, – отвечал Генрих, – с моим беспечным нравом мне везде хорошо.
– Хорошо, пусть так, не будем больше говорить об этом, – сказал герцог Алансонский. – Но если вы примете какое-нибудь другое решение, известите меня.
– Черт побери! Я не премину это сделать, можете мне поверить, – сказал Генрих. – Разве мы не условились, что у нас нет тайн друг от друга?
Герцог Алансонский больше не настаивал и, глубоко задумавшись, удалился: он заметил, что в какое-то мгновение стенной ковер на двери туалетной комнаты всколыхнулся.
В самом деле, как только герцог Алансонский вышел, стенной ковер приподнялся, и Маргарита появилась снова.
– Что вы думаете об этом визите? – спросил Генрих.
– Думаю, что произошло нечто новое и важное.
– А что, по-вашему, могло случиться?
– Еще не знаю, но узнаю. – А до этого?
– А до этого – непременно зайдите ко мне завтра вечером.
– Непременно зайду! – ответил Генрих, любезно целуя жене руку.
С теми же предосторожностями, с какими Маргарита вышла из своих покоев, она вернулась к себе.
Тридцать шесть часов протекло после событий, о которых мы сейчас рассказали. День только занимался, но в Лувре все уже встали, как это всегда бывало в дни охоты, а герцог Алансонский отправился к королеве-матери, памятуя о приглашении, которое он от нее получил.
Королевы-матери уже не было в ее опочивальне, но она приказала, чтобы герцога попросили подождать, если он явится.
Через несколько минут она вышла из потайного кабинета, куда никто, кроме нее, не входил, и куда она удалялась для занятий химическими опытами.
То ли в открытую дверь, то ли пристав к одежде Екатерины, в комнату вместе с королевой-матерью проник какой-то острый, едкий запах, и герцог увидел в эту дверь густой дым, как от ароматических курений, плававший белым облаком в лаборатории, откуда вышла королева.
Герцог не мог удержаться от любопытного взгляда.
– Да, – сказала Екатерина Медичи, – да, я сожгла кое-какие старые пергаменты, и от них пошла такая вонь, что я подбросила в жаровню немного можжевельника, – от него-то и пошел этот запах.
Герцог Алансонский поклонился.
– Ну что у вас нового со вчерашнего дня? – спросила Екатерина, пряча в широкие рукава халата руки, испещренные красновато-желтыми пятнами.
– Ничего, матушка, – ответил герцог.
– Вы виделись с Генрихом?
– Виделся.
– И он по-прежнему отказывается уезжать?
– Наотрез.
– Обманщик!
– Что вы сказали, матушка?
– Я сказала, что он уедет.
– Вы думаете?
– Уверена.
– Значит, он ускользнет от нас?
– Да, – ответила Екатерина.
– И вы дадите ему уехать?
– Не только дам, я скажу больше: необходимо, чтобы он уехал.
– Я вас не понимаю, матушка.
– Франсуа! Выслушайте внимательно то, что я сейчас вам скажу. Один весьма искусный врач – это он дал мне книгу об охоте, которую вы отнесете Генриху, – уверял меня, что у короля Наваррского вот-вот начнется какая-то изнурительная болезнь, одна из тех болезней, которые не милуют и против которых у науки нет никаких средств. Теперь вам понятно, что если ему суждено умереть от столь жестокого недуга, пусть лучше он умрет вдали от нас, не на наших глазах, не при дворе.
– Вы правы, это очень огорчило бы нас, – сказал герцог.
– Особенно вашего брата Карла, – добавила Екатерина. – А вот если Генрих умрет, ослушавшись его, король увидит в его смерти небесную кару.
– Вы правы, матушка, – с восхищением ответил герцог Алансонский, – его отъезд необходим. Но вы уверены в том, что он уедет?
– Он уже принял для этого все меры. Встреча назначена в Сен-Жерменском лесу. Пятьдесят гугенотов должны сопровождать его до Фонтенбло, а там будут ждать еще пятьсот.
– А моя сестра Марго тоже едет с ним? – с легким колебанием спросил заметно побледневший герцог.
– Да, – ответила Екатерина, – это решено. Но как только Генрих умрет. Марго вернется ко двору свободной вдовой.