– Я вижу букву «М», – ответил Карл.
– Это значит смерть – такова магическая формула, государь. Злоумышленник пишет, чего он желает, когда наносит эту самую ранку. Если бы он хотел поразить вас безумием, как это сделал герцог Бретонский с Карлом Шестым, он вонзил бы иголку в голову и вместо «М» написал «F».
– Итак, – сказал Карл IX, – вы полагаете, матушка, что на мою жизнь покусился Ла Моль?
– Да... постольку, поскольку покушается на чье-либо сердце кинжал, но ведь кинжал держит чья-то рука, которая его и направляет.
– Так это и есть причина моей болезни? Значит, как только чары будут уничтожены, мой недуг пройдет? Но каким образом этого достичь? – спрашивал Карл. – Вы-то, конечно, это знаете, моя добрая матушка, – ведь вы занимаетесь этим всю жизнь, а я в отличие от вас полный невежда и в кабалистике, и в магии.
– Смерть злоумышленника разрушает чары. В тот день, когда чары будут разрушены, пройдет и болезнь. Все это очень просто, – отвечала Екатерина.
– Вот как? – удивленно спросил Карл.
– Неужели вы этого не знаете?
– Разумеется, нет! Я не колдун, – сказал король.
– Но теперь-то вы убедились в этом, ваше величество? – спросила Екатерина.
– Конечно.
– Эта убежденность победит вашу тревогу?
– Победит окончательно.
– Вы это говорите из любезности?
– Нет, матушка, от души. Лицо Екатерины разгладилось.
– Слава Богу! – воскликнула она; можно было подумать, что она верит в Бога.
– Да, слава Богу! – насмешливо повторил Карл. – Теперь я знаю, кто виновник моего недуга и, следовательно, кого надо наказать.
– И мы накажем...
– Господина де Ла Моля: ведь вы сказали, что виновник – он?
– Я сказала, что он был орудием.
– Хорошо, сначала Ла Моля – это самое главное, – ответил Карл. – Приступы, которым я подвержен, могут вызвать в нашем окружении опасные подозрения. Чтобы открыть истину, необходимо срочно все осветить.
– Итак, господин де Ла Моль?..
– ..прекрасно подходит мне как виновник, я согласен. Начнем с него, а если у него есть сообщник, он его выдаст.
– Да, – прошептала Екатерина, – а если он не выдаст, то его заставят это сделать. У нас есть для этого средства, которые действуют безотказно.
Затем она встала и громко спросила Карла:
– Итак, государь, вы позволяете начать следствие?
– Чем раньше, тем лучше, матушка, – ответил Карл, – такова моя воля.
Екатерина пожала руку сыну, не поняв, почему нервно вздрогнула его рука, пожимавшая ей руку, и вышла, не услышав язвительного смеха короля, а за ним глухого, страшного проклятия.
! Король спросил себя: не опасно ли предоставлять свободу действий этой женщине, которая в несколько часов может натворить таких дел, которых уже не поправишь?
Но в ту минуту, когда он смотрел на портьеру, опускавшуюся за Екатериной, он услыхал подле себя легкий шорох и, обернувшись, увидел Маргариту – она приподняла стенной ковер, закрывавший коридор, который вел в комнату кормилицы.
Бледность Маргариты, ее блуждающий взгляд, ее тяжело дышавшая грудь выдавали страшное волнение.
– Государь, государь! – воскликнула Маргарита, бросаясь к постели брата. – Вы же знаете, что она лжет!
– Кто «она»? – спросил Карл.
– Слушайте, Карл! Это, разумеется, ужасно – обвинять родную мать! Но я подумала, что она осталась у вас затем, чтобы погубить их окончательно. Клянусь вам жизнью, моей и вашей, клянусь душой нас обоих, что она лжет!
– Погубить?! Кого она хочет погубить?.. Оба инстинктивно говорили шепотом; можно было подумать, что они боятся услыхать самих себя.
– Прежде всего Анрио, вашего Анрио, который вас любит и который предан вам, как никто в мире.
– Ты так думаешь, Марго? – спросил Карл.
– Государь! Я в этом уверена!
– Я тоже, – отозвался Карл.
– Но если вы в этом уверены, брат мой, – с удивлением сказала Маргарита, – почему же вы приказали его арестовать и посадить в Венсенн?
– Потому что он сам просил меня об этом.
– Он сам вас просил, государь?
– Да, Анрио человек своеобразный. Быть может, он ошибается, но, быть может, он и прав: одно из его соображений заключается в том, что ему безопаснее быть у меня в немилости, чем в милости, дальше от меня, чем ближе, в Венсенне, чем в Лувре.
– Ах, вот как! Понимаю, – сказала Маргарита. – Так он там в безопасности?
– Еще бы! Что может быть безопаснее для человека, за жизнь которого Болье отвечает мне головой?
– Спасибо, брат мой, спасибо за Генриха! Но...
– Но что?
– Но там есть и другой человек, государь... Быть может, я виновата, что он мне небезразличен, но он мне небезразличен, вот и все.
– Кто же этот человек?
– Государь! Пощадите меня... Я едва ли посмела бы назвать его имя моему брату... и не посмею назвать его королю.
– Это де Ла Моль? – спросил Карл.
– Да! – ответила Маргарита. – Однажды вы хотели убить его, государь, и только чудом он избежал вашей королевской мести.
– А ведь это было, Маргарита, когда он был виновен только в одном преступлении, но теперь, когда он совершил два...
– Государь! Во втором он не виновен.
– Бедная Марго! Разве ты не слышала, что говорила наша добрая матушка? – спросил Карл.
– Карл! Я же сказала вам, что она лжет, – понизив голос, ответила Маргарита.
– Вам, может быть, не известно о существовании некоей восковой фигурки, изъятой у де Ла Моля?
– Конечно, известно, брат мой.
– И то, что эта фигурка проколота иглой в сердце, и то, что к этой иголке прикреплен флажок с буквой «М»?
– И это я знаю.
– И то, что у этой фигурки на плечах королевская мантия, а на голове королевская корона?