Королева Марго - Страница 30


К оглавлению

30

При виде обнаженного клинка, а главное, при виде этой неслыханной дерзости дочь королей выпрямилась во весь рост и вскрикнула, и в этом страшном крике было столько негодования, ярости и гнева, что пьемонтец замер под властью неведомого ему чувства; правда и то, что если бы на сцене не появилось новое действующее лицо, это чувство растаяло бы так же быстро, как снег под лучами апрельского солнца.

Но дверь, скрытая в стене, внезапно распахнулась, и в комнату вбежал бледный, взъерошенный юноша лет шестнадцати-семнадцати в черном одеянии.

– Сестра, не бойся, не бойся! Я здесь! Я здесь! – крикнул он.

– Франсуа! Франсуа! Помоги мне! – воскликнула Маргарита.

– Герцог Алансонский! – прошептал Ла Юрьер, опуская аркебузу.

– Черт побери! Принц крови! – отступив на шаг, пробурчал Коконнас.

Герцог Алансонский огляделся вокруг.

Маргарита с распущенными волосами, еще красивее, чем всегда, стояла, прислонившись к стене, одна среди мужчин, в глазах которых сверкала ярость, по лбу у нее струился пот, на губах выступила пена.

– Мерзавцы! – крикнул герцог.

– Спаси меня, брат! – сказала Маргарита, теряя силы. – Они хотят меня убить.

Бледное лицо герцога вспыхнуло.

Он был безоружен, но, помня, кто он такой, он, судорожно сжав кулаки, стал наступать на Коконнаса и его товарищей, а они в страхе отступали перед его сверкавшими, как молнии, глазами.

– Может быть, вы убьете и принца крови? Ну-ка! Они продолжали отступать.

– Эй, командир моей охраны! – крикнул он. – Сюда! Перевешайте этих разбойников!

Испуганный гораздо больше видом этого безоружного юноши, чем целым отрядом рейтаров или ландскнехтов, Коконнас уже допятился до двери. Ла Юрьер с быстротой оленя умчался вниз по лестнице, а солдаты теснились и толкались в прихожей, так как размеры двери не соответствовали их горячему желанию поскорее очутиться за стенами Лувра.

Тем временем Маргарита инстинктивно набросила свою камчатную простыню на лежавшего без чувств молодого человека и отошла от него.

Когда исчез последний убийца, герцог Алансонский обернулся.

– Сестра, ты ранена? – воскликнул он, увидав, что Маргарита вся в крови.

Он бросился к сестре с такой тревогой, которая сделала бы честь его братской нежности, если бы эта нежность не выдавала чувства, не приличествующего брату.

– Нет, не думаю. – ответила она, – а если и ранена, то легко.

– Но на тебе кровь, – сказал герцог, дрожащими руками ощупывая тело Маргариты, – откуда же она?

– Не знаю, – отвечала Маргарита. – Один из этих негодяев схватил меня – возможно, он был ранен.

– Схватить мою сестру! – воскликнул герцог. – О, если бы ты указала мне на него хоть пальцем, если бы ты сказала мне, кто из них это сделал, если бы я мог найти его!

– Tсc! – произнесла Маргарита.

– А что? – спросил Франсуа.

– Да то, что, если вас увидят у меня в комнате в это время...

– Разве брат не может зайти к сестре, Маргарита? Королева посмотрела на герцога Алансонского так пристально и так грозно, что юноша отошел подальше.

– Да, да, Маргарита, ты права, я пойду к себе, – сказал он. – Но не можешь же ты остаться одна В такую страшную ночь! Хочешь, я позову Жийону?

– Нет, нет, никого не надо. Иди. Франсуа, иди тем же ходом, каким пришел.

Юный принц повиновался сестре, и едва он исчез за дверью, как Маргарита, услышав вздох, донесшийся из-за ее кровати, бросилась к потайной двери, закрыла ее на засов, затем побежала к входной двери и заперла ее в ту самую минуту, когда по другому концу коридора несся, как ураган, большой отряд стрелков и солдат, преследуя гугенотов, живших в Лувре.

Она внимательно огляделась вокруг и, убедившись, что она действительно одна, вернулась к проходу за своей кроватью, убрала камчатную простыню, скрывшую тело Ла Моля от глаз герцога Алансонского, с трудом вытащила это бессильное тело на середину комнаты и, заметив, что несчастный еще дышит, села на пол, положила его голову к себе на колени и плеснула ему водой в лицо, чтобы привести его в чувство.

Только теперь, когда вода смыла с лица раненого слой пыли, пороха и крови. Маргарита узнала в нем того красивого дворянина, который, полный жизни и надежд, часа четыре тому назад явился к ней и просил ее ходатайствовать за него перед королем Наваррским и который расстался с ней, ослепленный ее красотой и заставивший ее самое погрузиться в мечту о нем.

Маргарита вскрикнула от страха, ибо теперь она чувствовала к раненому нечто большее, чем жалость: она почувствовала к нему симпатию; он был уже для нее не посторонним человеком, а почти знакомым. Под ее рукой красивое, но бледное, измученное болью лицо Ла Моля стало чистым; замирая от страха, почти такая же бледная, как и он, Маргарита положила руку ему на грудь – сердце еще билось. Тогда она протянула руку к стоявшему рядом столику, взяла флакончик с нюхательной солью и дала ее понюхать Ла Молю. Ла Моль открыл глаза.

– О Господи! – прошептал он. – Где я?

– Вы спасены! Успокойтесь! Вы спасены! – ответила Маргарита.

Ла Моль с трудом перевел взгляд на королеву и впился в нее глазами.

– Какая вы красавица! – пролепетал он.

Словно ослепленный, он опустил веки и тяжело вздохнул.

Маргарита тихо вскрикнула. Молодой человек побледнел, если возможно, больше прежнего, и она подумала, что это его последний вздох.

– Боже, Боже, сжалься над ним! – воскликнула она. В эту минуту раздался сильный стук в дверь, ведущую в коридор.

Маргарита приподнялась, поддерживая Ла Моля за плечи.

– Кто там? – крикнула она.

– Это я, я! – ответил женский голос. – Я герцогиня Неверская.

30