Королева Марго - Страница 50

«Что-то она скажет?» – подумала Маргарита.

– Конечно, – продолжала флорентийка, – выдавая вас замуж, мы совершали одно из тех политических деяний, какие диктуются властителям государственными интересами. Но должна признаться, бедное дитя, мы не думали, что отвращение короля Наваррского к вам, молодой, прекрасной, обворожительной женщине, окажется совершенно непреодолимым.

Маргарита встала и, запахнув пеньюар, сделала церемонный реверанс.

– Я только сегодня вечером узнала... – продолжала Екатерина, – иначе я бы зашла к вам раньше... узнала, что ваш муж отнюдь не намерен оказать вам те знаки внимания, на какие имеет право не просто красивая женщина, но принцесса крови.

Маргарита вздохнула, и Екатерина, поощренная этим немым согласием, продолжала:

– То, что король Наваррский на глазах у всех взял на содержание одну из моих прислужниц, то, что он влюблен в нее до неприличия, то, что он пренебрегает любовью женщины, которую мы пожелали дать ему в супруги, – это несчастье, но помочь тут мы, бедные всемогущие, бессильны, хотя и последний дворянин в нашем королевстве наказал бы за это своего зятя, вызвав его на поединок или приказав вызвать его своему сыну.

Маргарита опустила голову.

– Уже давно, дочь моя, я вижу по вашим заплаканным глазам, по вашим резким выходкам против этой Сов, что, несмотря на все усилия, вы уже не можете скрыть кровоточащую рану в вашем сердце.

Маргарита вздрогнула. Полог кровати чуть всколыхнулся, но, к счастью, Екатерина этого не заметила.

– Эту рану, – продолжала она с усиленной сердечностью и нежностью, – эту рану, дитя мое, может исцелить только материнская рука. Те, кто, надеясь осчастливить вас, решили заключить ваш брак, теперь тревожатся за вас, видя, как Генрих Наваррский каждую ночь попадает не в ту комнату; те, кто не может допустить, чтобы женщину, столь прекрасную, столь высокопоставленную, наделенную столь многочисленными достоинствами, непрестанно оскорблял какой-то королек своим пренебрежением к ней и к продолжению ее потомства, наконец, те, кто видит, что с первым ветром, который покажется ему попутным, этот безумец, этот наглец станет открытым врагом нашего семейства и выгонит нас из дому, имеют полное Право разделить ваши судьбы и так обеспечить вашу будущность, чтобы она была наиболее достойна вас и вашего сана.

– Ваше величество, – сказала Маргарита. – Несмотря на все ваши замечания, проникнутые материнской любовью и наполняющие меня чувством радости и гордости, я все же возьму на себя смелость доказать вашему величеству, что король Наваррский действительно мне муж.

Екатерина вздрогнула от гнева и, наклонившись к Маргарите, сказала:

– Это он-то вам муж? Разве одного церковного благословения достаточно, чтобы стать мужем и женой? Разве брак освящается только молитвами священника? Он вам муж! Если бы вы, дочь моя, были госпожой де Сов, вы бы могли дать мне такой ответ. Мы ждали от него совсем другого, но Генрих Наваррский с тех самых пор, как вы оказали ему честь, назвавшись его женою, передал все права жены другой. Идемте сию же минуту! – повысив голос, продолжала Екатерина. – Пойдемте со мной: этот ключ откроет дверь в комнату госпожи де Сов, и вы увидите...

– Тише, тише, умоляю вас! – сказала Маргарита. – Во-первых, вы ошибаетесь, а во-вторых...

– Что во-вторых?

– Вы разбудите моего мужа...

Сказавши это, Маргарита с томной грацией встала и, распустив полы пеньюара с короткими рукавами, обнажившие ее точеные, истинно царственные руки, поднесла розовую восковую свечу к постели, раздвинула полог и, улыбаясь, показала матери гордый профиль, черные волосы и приоткрытый рот короля Наваррского, лежавшего на смятой постели и, видимо, спавшего глубоким, мирным сном.

Екатерина, бледная, с блуждающим взглядом, отшатнулась так, как будто у ее ног разверзлась бездна, и даже не вскрикнула, а глухо простонала.

– Как видите, вы плохо осведомлены, – сказала Маргарита.

Екатерина взглянула на Маргариту, потом на Генриха. В ее лихорадочно работавшем мозгу этот бледный, вспотевший лоб, эти глаза, обведенные чуть темными кругами, связались с улыбкой Маргариты, и Екатерина в немой ярости закусила свои тонкие губы.

Маргарита дала матери с минуту полюбоваться этой картиной, производившей на нее впечатление головы Медузы, затем опустила полог, на цыпочках подошла к матери и села на стул.

– Вы что-то сказали? – спросила она.

Флорентийка в течение нескольких секунд вглядывалась в молодую женщину, стараясь убедиться в ее искренности, но в конце концов острота взгляда Екатерины как бы притупилась о твердое спокойствие Маргариты.

– Ничего, – сказала она и большими шагами вышла из комнаты.

Едва шаги ее затихли в глубине потайного хода, как полог кровати снова раздвинулся, и Генрих Наваррский, со сверкающими глазами, с дрожащими руками, тяжело дыша, бросился на колени перед Маргаритой. На нем были только короткие с пуфами штаны и кольчуга, так что Маргарита, хотя и от души пожимала ему руку, увидев его наряд, не смогла удержаться от смеха.

– Ах, сударыня! Ах, Маргарита! – воскликнул он. – Я в неоплатном долгу перед вами!

Покрывая ее руки поцелуями, Генрих от кистей мало-помалу переходил все выше...

– Государь, – мягко отстраняясь, сказала Маргарита, – разве вы забыли, что в эту минуту бедная женщина, которой вы обязаны жизнью, тоскует по вас и страдает? Направляя вас ко мне, – продолжала она шепотом, – госпожа де Сов принесла в жертву свою ревность, а может быть, она жертвует и своей жизнью, – ведь вы лучше всех должны бы знать, как страшен гнев моей матери.