– Матушка, не все ли равно, по какой причине Анрио спас мне жизнь? Он спас меня – вот что самое важное! И – смерть всем чертям! – я не позволю огорчать его. Что же касается Ла Моля, то я сам поговорю о нем с герцогом Алансонским, у которого он служит.
Этими словами Карл IX предлагал матери удалиться. Она вышла, пытаясь придать определенную форму своим смутным подозрениям.
Ла Моль, из-за своей незначительности, был непригоден для ее целей.
У себя Екатерина застала Маргариту – та ждала ее.
– А-а! Это вы, дочь моя! – сказала она. – Я посылала за вами вчера вечером.
– Я знаю, но меня не было дома.
– А утром?
– Утром я пришла сказать вашему величеству, что вы собираетесь совершить величайшую несправедливость.
– Какую?
– Вы собираетесь арестовать графа де Ла Моля?
– Вы ошибаетесь, дочь моя! Я никого не арестовываю – приказы об аресте отдает король, а не я.
– Не будем играть словами, когда речь идет о таком серьезном деле! Ла Моля арестуют, ведь так?
– Весьма вероятно.
– По обвинению в том, что сегодня ночью он находился в спальне короля Наваррского, убил двух стражников и ранил Морвеля?
– Да, его обвиняют в этом преступлении.
– Его обвиняют в этом несправедливо, – сказала Маргарита, – де Ла Моль невиновен.
– Де Ла Моль невиновен? – воскликнула Екатерина, подскочив от радости и поняв, что разговор с Маргаритой прольет свет на эти события.
– Да, невиновен! – повторила Маргарита. – И не может быть виновен, потому что он был не у короля.
– А где же он был?
– У меня, ваше величество.
– У вас?!
– Да, у меня.
За такое признание принцессы крови Екатерина должна была бы испепелить ее грозным взглядом, но она только скрестила руки на поясе.
– И если... – после минутного молчания сказала Екатерина, – если де Ла Моля арестуют и допросят...
– ..он скажет, где и с кем он был, – ответила Маргарита, хотя была твердо уверена в противном.
– Если так, вы правы, дочь моя: де Ла Моля арестовать нельзя.
Маргарита вздрогнула: ей показалось, что в тоне, каким ее мать произнесла эти слова, заключался таинственный и страшный смысл, но ей нечего было сказать, ибо просьба ее была удовлетворена.
– Но если у короля был не де Ла Моль, – сказала Екатерина, – значит, там был кто-то другой? Маргарита промолчала.
– Вы не знаете, кто этот другой, дочь моя? – спросила Екатерина.
– Нет, матушка, – не очень уверенно ответила Маргарита.
– Ну, не будьте же откровенны только наполовину!
– Повторяю, ваше величество, я его не знаю, – невольно бледнея, стояла на своем Маргарита.
– Хорошо, хорошо, – с равнодушным видом сказала Екатерина, – мы это узнаем. Идите, дочь моя, и будьте покойны: ваша мать стоит на страже вашей чести.
Маргарита вышла.
«Ага! Они заключили союз! – говорила себе Екатерина. – Генрих и Маргарита сговорились: муж ослеп, чтобы жена онемела. Вы очень ловки, дети мои, и воображаете, что очень сильны, но ваша сила в единении, а я разобью вас поодиночке. Кроме того, настанет день, когда Морвель сможет говорить или писать, когда он назовет имя или начертит шесть букв, – и тогда мы все узнаем. Да, но до тех пор виновный будет в безопасности!.. Самое лучшее – это разъединить эту пару теперь же».
И во исполнение этого намерения Екатерина направилась к покоям сына, где и застала его за разговором с герцогом Алансонским.
– А-а! Это вы, матушка! – нахмурив брови, сказал Карл IX.
– Почему вы не прибавили «опять»? Это слово было у вас на уме, Карл!
– То, что у меня на уме, это мое дело, – ответил Карл грубым тоном, который временами появлялся у него даже в разговоре с Екатериной. – Что вам от меня надо? Говорите скорее!
– Вы были правы, сын мой, – сказала Екатерина Карлу. – А вы, Франсуа, ошиблись.
– В чем? – спросили обе августейшие особы.
– У короля Наваррского был не Ла Моль.
– А-а! – бледнея, произнес Франсуа.
– А кто же у него был? – спросил Карл.
– Пока неизвестно, но станет известно, как только заговорит Морвель. Итак, отложим это дело, которое не замедлит выясниться, и вернемся к Ла Молю.
– Но при чем же тогда Ла Моль, матушка, если не он был у короля Наваррского?
– Да, он не был у короля Наваррского, – отвечала Екатерина, – но он был у... королевы Наваррской.
– У королевы! – воскликнул Карл и разразился нервическим хохотом.
– У королевы! – побледнев, как мертвец, пробормотал герцог Алансонский.
– Да нет же! Нет! – возразил Карл. – Гиз говорил мне, что встретил носилки Маргариты!
– Так оно и было, – ответила Екатерина – где-то в городе у нее есть дом.
– На улице Клош-Персе! – воскликнул Карл.
– О-о! Это уж чересчур! – сказал герцог Алансонский, вонзая ногти себе в грудь. – И его рекомендовала она мне!
– Ага! Теперь я понял! – внезапно останавливаясь, сказал король. – Значит, это он защищался от нас ночью и сбросил мне на голову серебряный кувшин! Негодяй!
– Да, да! Негодяй! – повторил Франсуа.
– Вы правы, дети мои, – сказала Екатерина, не подавая виду, что ей понятно, какое чувство побуждает каждого из сыновей произнести этот приговор. – Вы правы: малейшая нескромность этого дворянина может вызвать страшный скандал и погубить честь принцессы крови! А для этого ему достаточно выпить.
– Или расхвастаться, – сказал Франсуа.
– Верно, верно, – подхватил Карл. – Но мы не можем перенести это дело в суд, если сам Анрио не согласится подать жалобу.
– Сын мой, – сказала Екатерина, кладя руку Карлу на плечо и выразительно сжимая его, чтобы обратить все внимание короля на то, что она собиралась предложить, – выслушайте хорошенько то, что я хочу вам сказать. Это преступление может повлечь за собой скандал. Но не судьи и не палачи наказывают за такого рода оскорбление величества. Будь вы простые дворяне, мне было бы нечему учить вас, – вы оба люди храбрые, но вы принцы крови, и вы не можете скрестить ваши шпаги со шпагой какого-то дворянинишки! Обдумайте способ мести, приемлемый для принцев крови.